В прошлом году я пару раз писала про мамину подругу, тетю Л. У нее умер муж и она осталась одна. После похорон прошло уже месяца четыре, и все это время тетя Л. страдала. В основном потому, что одна она не может. Удивительно, какие же люди разные.
Вот моя тетя в городе Н. У нее тоже умер ее гражданский муж, но она не унывает. Покупает мебель в дом, одежду себе, тусуется с такими же одинокими тетушками. Они даже в пиццерию ходят раз в пару месяцев.
Для русской провинции это прорыв, я считаю. С одной стороны, мне бы не хотелось тут осуждать тетю Л. У человека правда горе. С другой - она ведь не делает абсолютно ничего, чтобы ей стало лучше. А я считаю, надо стараться.
Процитирую тут Марту Кетро.
Длительного яростного страдания не существует. Я поняла это однажды, наблюдая за женщиной, у которой только что погиб взрослый сын. Нового родить она уже нее могла, поэтомучитать дальше материнство для неё закончилось одним махом – потеряла, и другого не будет. Она очень сильно страдала, настолько сильно, что горе не доставляло ей удовольствия. И поэтому к ней очень хорошо было приходить за утешением – она с облегчением на время откладывала своё и жалела тебя всем сердцем. Каждой девушке своего непутёвого сына она говорила «он только тебя и любил по-настоящему, уж я то знаю». Девочки рыдали так, что сердце разрывалось, а она держалась гораздо лучше – потому что сидела на транквилизаторах и занималась кладбищем, похоронами, поминками, ей некогда было. Сил на роскошные истерики не осталось, а выхода только два – лечь на землю и умереть или пережить. Она не упивалась болью, не растравляла её, а напротив, подавляла со всем отчаяньем человека, которому нечего терять, кроме рассудка. С тех пор я перестала верить в бурные и длительные страдания. Настоящее горе в здравом уме долго выносить невозможно, психика либо ломается, либо привыкает. Поэтому взрослая женщина, которой для чего либо потребны страдания, – чтобы иногда пожалеть себя, написать печальное или картинку нарисовать, смотря чем она привыкла развлекаться, - содержит в своём сердце что-то вроде клавесина короля Филиппа, ну того, с кошками. Вот эта кошечка у нас поёт про первую любовь, дёрнем её за хвост, когда хочется поплакать о себе, наивной и обманутой. Эта кошечка – про маму, мама нас никогда не любила. Эта – про мужа, который не понимает, эта - про любовника, разбившего наше сердце на тысячу кусков. А есть ещё творческая несостоятельность, неблагодарные (или нерожденные) дети, дурные друзья, уходящая юность и множество других кошечек, которые помогают в нужное время исторгнуть некоторое количество слёз. Отличный и вполне законный метод, если только человек отдаёт себе отчёт в том, чем занимается. Достал, поиграл - убери на место. К сожалению, вовремя прекратить мучить кошек умеют единицы, остальные превращают свою жизнь в непрерывное публичное выступление. Цели могут быть самые разные – стянуть на себя максимум внимания, оправдать некий порок, шантажировать близких или просто «из любви к искусству». Метод настолько обычный, что мне во всех историях интересна только реакция окружающих. О, эти благотворительные акции «спасём бедняжку», «она же погибнет», «мы все виноваты»… Если бедняжка действительно страдает, такое тоже бывает, она ухватится за любую возможность выбраться из пучин отчаянья. Если же интересует сам процесс, найдётся тысяча причин, чтобы отвергнуть руку помощи – эта недостаточно чистая, у этой форма пальцев неудачная, а эта, увы, слишком хороша для меня, - да, и мама меня никогда не любила. (Впрочем, необязательно «она» - мужчины часто развлекаются подобным образом, мне просто о женщинах привычнее). (с)А тетя Л. совсем не старалась. На все у нее был один ответ - ой, мне хреново, ничего не могу, ничего делать не буду. Еще она жаловалась на плохое самочувствие, и даже ходила в поликлинику. Там ничего конкретного ей не сказали, зато выписали таблетки.
Когда в очередной раз тетю Л. накрыло ее "не-могу-не-хочу", а таблетки закончились, моя мама вызвалась сходить в аптеку их купить.
В аптеке на маму посмотрели как-то странно, и во второй, и в третьей. Только в пятой объяснили, что это сильный психотропный препарат, который без рецепта ей никто не продаст.
А потом внезапно тетя Л. попала в больницу. Нет, не в ту.
В обычную. Оказалось, что организм у нее сильно истощен и печень почти отказала. Врачи несколько раз интересовались, уж не употребляет ли она случайно. Нет, не употребляет, она просто ничего не ест. Давно уже себе не готовит, ест хлеб с молоком и колбасу.
В больнице тетя Л. пролежала неделю, там ничего серьезного у нее не нашли, поделали капельницы с глюкозой, прописали диету и отпустили.
Мама с трудом пробилась к тете Л. в больницу, потому что та почти неделю не брала трубку.
Мама говорит, что тетя Л. закончит свои дни в психушке. В больнице она тоже ничего не ест, телевизор не смотрит, ни с кем не общается, не переставая плачет. Послала куда подальше другую их подругу. Та позвонила узнать как дела, и заодно рассказать, что у нее правнук родился. Тетя Л. сказала, что ей это вообще не интересно и не надо ей звонить.
Мама злится, говорит, что больше звонить тете Л. сама не будет. Потому что та прикидывается и манипулирует. К ней каждый день теперь кто-нибудь приходит, приносит еду, убирается, а она изображает умирающую.
Не знаю, кто тут прав.
Мама моя, как известно, железная леди, но не все ж такие.
Но маме однозначно надо радоваться, что тетя Л. не требует от нее круглосуточного дежурства возле своей постели.